В канун 75-летия Победы мы продолжаем рассказывать об алексеевцах, чьё детство пришлось на годы войны

Сегодня своими воспоминаниями делится Анатолий Лоскутов, который рассказывает о жизни простых мальчишек и девчонок в военные и послевоенные годы, которые жили на одной улице, носившей в разное время разные названия.

Я родился через 24 дня после объявления войны. Вскоре мой отец был призван в армию, а моя мать из недостроенного дома переселилась со мной, моим братом и сестрой к моему деду Сергею Боровкову. Спустя 3 месяца, мои шестилетний брат и четырехлетняя сестра умерли от скарлатины, поскольку в больнице тогда не было ни врачей, ни медикаментов. А я рос хилым.Моя мать и тетка даже два раза крестили меня. Время было не простое, голодное. Наша семья Лоскутовы - Боровковы выжила благодаря тому, что отец у меня был офицером. К тому же, по законодательству того времени на меня, как на ребенка до трёх лет, выдавалось денежное довольствие, а по праздникам и вещевое довольствие. Свое младенчество я почти совсем не помню. Помню только большие руки деда, которые вынимали из зыбки. А также отца, который демобилизовался в 1943 году. Он запомнился мне в военной форме с большим широким ремнем, который мы испытали на себе впоследствии. Находясь в детсаде, мы прибегали домой на обед попить молоко, но всегда уходили обратно. Особенно мне запомнилось большое желание наесться вдоволь, но такого мы удосуживались редко. Мой отец работал зоотехником, но получал небольшую зарплату. Спасало нас то, что он иногда привозил комбикорм, из которого мы пекли лепешки. Иногда привозил и зерно, мы с матерью грузили его в салазки и везли на мельницу, которая еще долгое время просуществовала за железным мостом. Ей руководил Антонов. Когда совсем тяжело стало, мама позвала меня, дала лопату и велела взять сумку. Мы пошли на поле за татарское кладбище и начали откапывать сохранившиеся клубни картошки. Это было весной, они уже перезимовали. Мать испекла лепешки из этой картошки. И до сих пор от них отвращение, как и от дикого лука и щавеля. Мы их ели только для того чтобы набить живот.

На моей улице дети войны были из разных семей. У одних, как у Анатолия Белякова, отец погиб, а его старшие братья попали в тюрьму из-за того, что собирали колоски в поле. Но их семью не осуждали. Вся тяжесть легла на их мать, тетю Тосю. Она даже иногда в куркульском лесу собирала дикий терновник и на чердаке сушила его. Тяжелее всего пришлось моему другу детства Борису Кольдюшову. Его отец в первые месяцы войны попал в плен, а после несколько лет отбывал наказание в тюрьме. Вокруг его семьи обстановка была сложной. А некоторые, как, например, семья Николая Шорина, жили в достатке. На фронте он возил командиров и присылал домой посылки. Он также был охотник и рыболов: часто приносил осетров трехметровой длины. Иногда часть этого улова доставалась и мне. Мой друг Толя Филлимонов потерял отца и проживал с дедушкой и бабушкой.

Моя мама часто посылала меня с хлебными карточками, я обычно ходил с другом Борисом Кольдюшовым. Пекарня находилась в подвальном помещении нынешней почты. Мы часами стояли в очереди за хлебом, обычно приносили на каждую семью по полбуханки. Заведовал всем этим процессом, как сейчас помню, Лева Либерман, наверное, переселенец. Однажды мы с Борисом, мучаясь от голода, съели по нескольку кусочков, а остатки я принес домой. Моя мама осудила меня за это, а мои братья плакали. Я больше никогда не притрагивался к полученному хлебу. Когда я приносил хлеб, делили его между всеми поровну.

Но, несмотря на все, наша семья жила гораздо лучше других. Мы имели корову, молоко которой и поддержало нашу жизнь.

Труднее всего пришлось нашему соседу Петру Толакову. Он вернулся с войны, практически, без ног, находился все время в коляске. Мы часто помогали ему ремонтировать её, а также передвигали его по улице, так как коляска была тяжелой.

Продолжение следует...